Голова профессора Доуэля - Страница 40

Ларе передохнул и продолжал:

— Да, горячее было дело. Нестерпимая боль всё более обессиливала Равино, а Шауб продолжал выкручивать его руку. Наконец Равино, корчась от боли, прохрипел: «Чего вы хотите?» — «Немедленной выдачи Артура Доуэля», — сказал я. «Разумеется, — скрипнув зубами, ответил Равино, — я узнал ваше лицо. Да отпустите же руку, чёрт возьми! Я проведу вас к нему…» Шауб отпустил руку ровно настолько, чтобы привести его в себя: он уже терял сознание. Равино провёл нас к камере, в которой вы были заключены, и указал глазами на ключ. Я отпер двери и вошёл в камеру в сопровождении Равино и Шауба. Глазам нашим представилось невесёлое зрелище: спелёнатый, как младенец, вы корчились в последних судорогах, подобно полураздавленному червю. В камере стоял удушливый запах хлора. Шауб, чтобы не возиться больше с Равино, нанёс ему лёгонький удар снизу в челюсть, от которого доктор покатился на пол, как куль. Мы сами, задыхаясь, вытащили вас из камеры и захлопнули дверь.

— А Равино? Он…

— Если задохнётся, то беда не велика, решили мы. Но его, вероятно, освободили и привели в чувство после нашего ухода… Выбрались мы из этого осиного гнезда довольно благополучно, если не считать, что нам пришлось расстрелять оставшиеся патроны в собак… И вот вы здесь.

— Долго я пролежал без сознания?

— Десять часов. Врач только недавно ушёл, когда ваш пульс и дыхание восстановились и он убедился, что вы вне опасности. Да, дорогой мой, — потирая руки, продолжал Ларе, — предстоят громкие процессы. Равино сядет на скамью подсудимых вместе с профессором Керном. Я этого дела не оставлю.

— Но прежде надо найти — живую или мёртвую — голову моего отца, — тихо произнёс Артур.

ОПЯТЬ БЕЗ ТЕЛА

Профессор Керн был так обрадован неожиданным возвращением Брике, что даже забыл побранить её. Впрочем, было и не до того. Джону пришлось внести Брике на руках, причём она стонала от боли.

— Доктор, простите меня, — сказала она, увидав Керна. — Я не послушалась вас…

— И сами себя наказали, — ответил Керн, помогая Джону укладывать беглянку на кровать.

— Боже, я не сняла даже пальто.

— Позвольте, я помогу вам сделать это.

Керн начал осторожно снимать с Брике пальто, в то же время наблюдая за ней опытным глазом. Лицо её необычайно помолодело и посвежело. От морщинок не осталось следа. «Работа желез внутренней секреции, — подумал он. — Молодое тело Анжелики Гай омолодило голову Брике».

Профессор Керн уже давно знал, чьё тело похитил он в морге. Он внимательно следил за газетами и иронически посмеивался, читая о поисках «безвестно пропавшей» Анжелики Гай.

— Осторожнее… Нога болит, — поморщилась Брике, когда Керн повернул её на другой бок.

— Допрыгались! Ведь я предупреждал вас.

Вошла сиделка, пожилая женщина с туповатым выражением лица.

— Разденьте её, — кивнул Керн на Брике.

— А где же мадемуазель Лоран? — удивилась Брике.

— Её здесь нет. Она больна.

Керн отвернулся, побарабанил пальцами по спинке кровати и вышел из комнаты.

— Вы давно служите у профессора Керна? — спросила Брике новую сиделку.

Та промычала что-то непонятное, показывая на свой рот.

«Немая, — догадалась Брике, — И поговорить не с кем будет…»

Сиделка молча убрала пальто и ушла. Вновь появился Керн.

— Покажите вашу ногу.

— Я много танцевала, — начала Брике свою покаянную исповедь. — Скоро открылась ранка на подошве ноги. Я не обратила внимания…

— И продолжали танцевать?

— Нет, танцевать было больно. Но несколько дней я ещё играла в теннис. Это такая очаровательная игра!

Керн, слушая болтовню Брике, внимательно осматривал ногу и всё более хмурился. Нога распухла до колена и почернела. Он нажал в нескольких местах.

— О, больно!.. — вскрикнула Брике.

— Лихорадит?

Да, со вчерашнего вечера.

— Так… — Керн вынул сигару и закурил. — Положение очень серьёзное. Вот до чего доводит непослушание. С кем это вы изволили играть в теннис?

Брике смутилась:

— С одним… знакомым молодым человеком.

— Не расскажете ли вы мне, что вообще произошло с вами с тех пор, как вы убежали от меня?

— Я была у своей подруги. Она очень удивилась, увидав меня живою. Я сказала ей, что рана моя оказалась не смертельной и что меня вылечили в больнице.

— Про меня и… головы вы ничего не говорили?

— Разумеется, нет, — убеждённо ответила Брике, — Странно было бы говорить. Меня сочли бы сумасшедшей.

Керн вздохнул с облегчением. «Всё обошлось лучше, чем я мог предполагать», — подумал он.

— Но что же с моей ногой, профессор?

— Боюсь, что её придётся отрезать.

Глаза Брике засветились ужасом.

— Отрезать ногу! Мою ногу? Сделать меня калекой?

Керну самому не хотелось уродовать тело, добытое и оживлённое с таким трудом. Да и эффект демонстрации много потеряет, если придётся показывать калеку. Хорошо было бы обойтись без ампутации ноги, но едва ли это возможно.

— Может быть, мне можно будет приделать новую ногу?

— Не волнуйтесь, подождём до завтра. Я ещё навещу вас, — сказал Керн и вышел.

На смену ему вновь пришла безмолвная сиделка. Она принесла чашку с бульоном и гренки. У Брике не было аппетита. Её лихорадило, и она, несмотря на настойчивые мимические уговаривания сиделки, не смогла съесть больше двух ложек.

— Унесите, я не могу.

Сиделка вышла.

— Надо было измерить сначала температуру, — услышала Брике голос Керна, доносившийся из другой комнаты. — Неужели вы не знаете таких простых вещей? Я же говорил вам.